Меню
12+

Артемовский исторический музей. Муниципальное бюджетное учреждение культуры Артемовского ГО

28.09.2021 09:55 Вторник
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!

Ольга Ячменева (г.Артемовский) - Суббота (из цикла Лёшкино детство)

Ольга Николаевна Ячменева — автор рассказов про девочку Лёшку (Ольгу), основанных на детских воспоминаниях. Здесь представлен один рассказ из цикла.

Загребая босыми ногами тёплую мягкую пыль, Лёшка шла в магазин. Шла она туда уже долго, так как по своему обыкновению постоянно заглядывалась то на порхающую бабочку, то на какой-нибудь скромный придорожный цветок, то на парящих в небе птиц… Солнце ласково обнимало девочку тёплыми лучами, лёгкий ветерок игриво колыхал подол выгоревшего сарафанчика, блики света, отражаясь от озёрной ряби, порхали по лицу, иногда заглядывая в глаза и слепя Лёшку. Тогда девочка зажмуривалась и тихонько смеялась от переполнявшего её чувства, которое она выражала словом «вкусно». Почему «вкусно», Лёшка и сама не знала, просто так чувствовала. Вкусным было ослепительной голубизны небо, вкусными были тёплый солнечный свет, заросли травы и растущие вдоль берега ивы, вкусной была даже серая дорожная пыль и полуразрушенная церковь, да и вся деревня в целом, вместе с окружающими её лесами и поскотиной при одном только воспоминании о ней вызывали чувство… насыщения, что-ли? Девочка всем своим существом впитывала в себя всю эту красоту, сама растворяясь в ней без остатка! Поэтому не очень-то и любила она шумные детские игры, стараясь уединиться куда-нибудь в укромный уголок и наслаждаться созерцанием суетливой работы муравьёв, причудливой вязи прожилок на листиках растений или броуновским движением рыбных мальков среди качающихся водорослей… Из-за этой особенности деревенские ребята без особой охоты принимали Лёшку в свою компанию, называя её «полоротой потёмой», но девочка не обижалась. Ну и ладно! И не больно-то и хотелось!

Деревенский магазин, находящийся в единственном кирпичном доме, оставшемся от жившего здесь когда-то купца, обладал интересной особенностью – в любую жару здесь было прохладно.

Магазин в деревне – это не просто торговая точка, это средоточие всех местных новостей и сплетен, место встреч и дискуссий, деревенских сходов, словом, не будь магазина – жизнь в деревне просто замерла бы! Сегодня здесь было особенно многолюдно – с утра продавщица Зинка принимала новый товар, заранее предупредив об этом деревенских кумушек. Собравшись на крыльце магазина после утренней дойки, бабы терпеливо ждали открытия, перемывая друг другу косточки и тихонько переругиваясь, но когда Лёшка подошла к магазину, тот уже открылся. Войдя внутрь, девочка сразу же свернула налево, к витринам с галантерейной мелочёвкой, вся очередь же толпилась справа, у продовольственных товаров. Разглядывая разложенные в витрине иголки, булавки, брошки, нитки и прочие нужные в хозяйстве мелочи, а также висящие на плечиках халаты, платья, фуфайки и расставленную по полкам обувь, и тугие рулоны ткани, Лёшка вдыхала запах магазина, невзначай прислушиваясь к разговорам кумушек.

Кто хоть раз побывал в деревенском магазине, никогда не забудет тот неповторимый запах, присущий только таким маленьким помещениям, где перемешались ароматы парфюмерии и кирзовых сапог, новеньких тканей и свежих пряников, мукИ и резиновых галош, но доминировал над всем этим запах хлеба! Летом хозяйки печи не топили и хлеб не пекли, поэтому покупали «магазинский». Сейчас бабы с интересом расспрашивали Зинку о том, что нового она сегодня получила. Покупать товар никто не торопился – выходить из прохлады на жару неохота, да и почесать языками для женщин – святое дело!

- Зинк, а Зинк, я у тебя в прошлый раз губнушку спрашивала, дак привезли нынче, али нет? – это подала голос Антонина.

- Привезли. Айда сюда, покажу. Цену пока не знаю – Федька опять фактуры перепутал! – Зина, сердясь, повысила голос, -Вот куда карасинская Танька глядит, когда фактуры подписыват? Знать-то не глядя подмахиват, да и всё! А я виновата! Вот пока Федька в Караси сгонят да фактуры поменят, тогда и цену скажу. – Зина подала Антонине синий пластиковый тюбик. Открыв крышку и выкрутив цилиндрик светлой перламутровой помады, Тоня удивлённо выпучила глаза:

- Эт-та чё такоё? Пошто она такая белая? Я же у тебя красную просила!

- Кака была, таку и привезли! Чего вережашся? Щас такой цвет самый модный!

- Чё за мода такая – ходить с белыми губами? Ну чисто покойник! Тьфу! Не-е, мне такого щастья не надо! Этакую моду не признаю! А ну-ка, чё у тебя там за мануфактура новенькая? Расцветка уж больно весёлая.

- Это шёлк, как его, ацетатный! Бери на кофту, не пожалеешь! Шикарная кофта получится!

- А сколь на кофту надо?

- Почём я знаю? Я ить не швея! Сходи к Нюре, вымеряйте с ней всё ладом, опосля и купишь. Всё одно цены на его пока нет. Ране-то мне такого не привозили.

- А ситчика нету? – Это вмешалась тётка Дарья. – Остатки – то у тебя каки-то блёклыё, а я хочу задергушки на полатцах поменять, дак мне поярче надо бы. Не привезли ситчик-от?

- Нет, Дашутка, ситца мне нынче не дали. Бери шёлк – вон какой красивый!

- Больно уж яркий… — Дарья пощупала рулон, — да ишо сопливый како-т. Не, не пойдёт на задергушки…

- Зинка, хватит там языком чесать! Свесь-ка мне кило песку, кило рожек да грамм сто шоколадных конфет. Хоть на это-то цена есть? – Ехидно встряла в разговор Светлана.

- На это-то, конечно, знаю! Тут-то цена всегда одна! – ответила Зина.

- Лико чё! Чё это тебя на шоколад-от потянуло? Сроду никогда не брала, а тут накося – цельных сто грамм!

- Ой, старая, тебя не спросила! Хочу и беру!

- А не прихоти ли у тебя, а? – раздался голос из бабьей толпы, — Бабы, гляньте, всех на солёненько тянет, а нашу королевну – на сладенько!

Послышались смешки: все знали, что Светка мечтает забеременеть, но это у неё почему-то никак не получается. Деревенские же бабы, рожавшие чуть ли не каждый год, не могли поверить, что так бывает, и своими ядовитыми языками доводили бедную женщину до слёз. Вот и сейчас, забрав покупки, Света с покрасневшими глазами выскочила из магазина.

- Бабы, ну чего вы к ней привязались? Может, не она виноватая в том, что дитё родить не может! – Зина жалела бездетную Светку, считая, что виноват в этом Светкин муж, мужик непутёвый и сильно пьющий.

- А чо ты за иё заступашша? Пустоцвет – она и есть пустоцвет!- снова вылезла баушка Маша. — Раз у мужика всё тамока работат – стал быть в ей дело-то, а не в ём!

Зинка только рукой махнула и принялась обслуживать женщин. Подождав, когда магазин опустеет, Лёшка купила булку хлеба и пачку маргарина.

- Оля, передай ребятам, что сегодня мороженое привезут. Пусть ближе к обеду прибегают.

- Хорошо, тётя Зина. – ответила девочка и шагнула из магазинной прохлады в уличное пекло. По дороге домой Лёшка, как водится, обгрызла все углы у буханки. Кто так не делал? Да все так делали! По дороге зашла к сродному брату Серёге и сообщила ему о приезде мороженщицы. Разумеется, Серёга тут же оповестил всю деревенскую ребятню!

Живя в городе, Лёшка видела тележки с мороженками на каждом углу, а в деревне это была большая редкость, поэтому к приезду долгожданной тётеньки возле магазина собралась большая ватага ребятишек с зажатыми в кулаках монетками, выпрошенными у родителей. Здесь же были и Лёшка с братом. Ребятня без конца выскакивала на поворот дороги, высматривая фургон, и, наконец, раздался вопль: «Е-е-еду-у-ут!!!»

Лёшка с удивлением разглядывала, как продавщица в белом, далеко не первой свежести, халате доставала вафелные рожкИ и круглой ложкой накладывала в них полурастаявшие шарики мороженого. В городе все мороженки продавались уже готовыми – либо в бумажных, либо в вафельных стаканчиках, с прилепленной сверху бумажкой, и они всегда были очень холодные и твёрдые, а таять начинали лишь тогда, когда съешь не меньше половины, а тут…Вокруг летали полчища мух, привлечённых сладким запахом, они падали в белую массу, откуда тётка доставала их той же ложкой и стряхивала на землю… Серёга, купив две порции – для себя и Лёшки – сразу стал лизать его, закрыв глаза от удовольствия. Сестрёнка же не могла заставить себя притронуться к лакомству, видя, как по рукам брата стекают липкие дорожки растаявшего мороженого и на них тут же налипает пыль и грязь…

- А ты чего не ешь? – с удивлением спросил Лёшку мальчик. Ему было непонятно – как можно держать в руках такую вкуснятину и даже не притронуться к ней!

- Я что-то не хочу… А ты, если хочешь, бери и мою порцию!

- Конечно хочу! А ты потом баушке не станешь жаловаться, что я твою мороженку съел?

- Точно не буду! Держи! – и Лёшка отдала свой раскисший рожок брату.Тот, почувствовав себя на вершине блаженства, с двух рук уплетал лакомство, что-то благодарно урча.

Позже, сидя на лавочке, растроганный Серёга решил поделиться с сестрёнкой своей радостью. Протянув сжатый кулак, брат таинственно зашептал:

- Зазырь, чего у меня есть! ЗЫканский, правда? – и сам замер, с гордостью и восхищением глядя на лежащий на ладони перочинный ножик. Лёшка посмотрела на нож, не нашла в нём ничего зЫканского, но, из-за боязни обидеть брата, сказала:

- Ага, красивый!

- Краси-ивый! – презрительно протянул Серёга, — ничего ты в ножиках не понимаешь! Зырь, сколько у него лезвий! Вот, и вот, а вот ещё и штопор есть! – крутя нож в руках, мальчишка демонстрировал девочке всё новые и новые возможности своего сокровища.

- Ты всё равно штопором ничего открывать не будешь, и чего так ему радоваться?

- Мало ли, а вдруг пригодится! Это мне батя ножик подарил! Просто так!

- Три ха-ха, «просто так»! Дядя Андрей просто так никогда ничего не делает, так моя мама говорит! Так что не обманывай!

- Да точно тебе говорю – просто так! Ну, чтобы я мамке не сказал, где он бутылку прячет.. Но это же не считается! Я бы и так не сказал!

Серёгин отец дядя Андрей был хорошим агорномом, но любил выпить. Тётя Валя, его жена, ругала мужа за пьянки и постоянно выискивала его заначки. Одно время мужчина повадился ходить к своей тёще, Лёшкиной бабушке, когда той не было дома, и попивать брагу, что стояла в большой корчаге в горенке. Женщины никак не могли взять в толк, кто и как попадает в избу, не имея ключа от замка на дверях, а потом решили схитрить и оставили Лёшку в закрытом доме караулить выпивоху. Девочка и обнаружила, что это дядя Андрей приходит и просто выставляет хлипкую раму в окне горенки, и таки образом добывает себе выпивку. После этого бабушка попросила местного плотника сделать ей новую крепкую раму. Тогда дядя Андрей стал покупать водку и прятать её в разных местах, которые дети иногда и обнаруживали.

- А почему ты не хочешь тёте Вале про водку рассказать? Ты хочешь, чтобы папка пил? Пьяные дядьки – это плохо! Это очень плохо! Вот мой папка пил, нас с мамой бил, даже с ножиком за нами гонялся! Мама тогда меня взяла и спряталась в маленькой комнатке. Кровать к двери придвинула, чтоб папку задержать, меня в тумбочку спрятала, а сама из окошка вылезла и в милицию позвонила. Мы тогда ещё наверху жили, над подвалом, где сейчас живём. А я в щелочку подглядывала и видела, как папка дверь ножиком бьёт, а ножик через фанерку проходит и щепочки отслаиваются… Знаешь, как страшно было! – Лёшка сжала маленькие кулачки. – А когда милиция приехала, он их не пустил – двери закрыл. Тогда один дяденька милиционер в окошко залез и меня из тумбочки вытащил… — Лёшка зябко повела плечами, вновь переживая испытываемый тогда ужас. – Потому мы папку и выгнали! Лучше жить без него, чем с таким пьяницей!

- Много ты понимаешь, дура! – набычившись, ответил Серёга. Немного помолчав, продолжил – В деревне без мужика нельзя… Пусть хот такой будет. Он ведь, когда трезвый, хороший, добрый. И я его люблю! И мамка тоже! И не лезь, куда не просят! – сорвавшись с места, мальчишка бросился бежать, оставив Лёшку сидеть на скамейке. Девочка гнала от себя воспоминания о той страшной ночи, но они упрямо лезли к ней в голову… Снова и снова вспоминала она, как открывалась дверца тумбочки и как обмирала она от ужаса, ожидая, что это отец смог проникнуть в комнатку и найти её, и как разревелась, увидев милиционера, как кинулась к нему… Перед глазами вставал другой милиционер, которому девочку передали из окна прямо в руки, а мама стояла, прислонившись к забору, набросив на плечи поданный кем-то милицейский китель, потому что была ночь, было холодно… Затем вспомнился вечер следующего дня, как шли они с мамой из садика, как радовались, что этот вечер проведут спокойно вдвоём… И как обмякли ноги девочки, когда, войдя в дом, она увидела отца, лежавшего на диване и читающего газету…

- А-а, Лёшка пришла! – приторно-ласково проговорил отец, а у девочки дар речи пропал от страха, что снова всё повторится – и ругань, и нож…

Почему так быстро хулигана отпустили домой? Да очень просто – его отец, Лёшкин дед, работал в милиции и имел там большой вес (как в прямом, так и в переносном смысле). А потом мама ушла на работу (она много работала, чтобы выплатить долги мужа), а отцу захотелось к друзьям, а Лёшка никак не хотела ложиться спать так рано… Отец стал кричать на дочку, а та в ответ назвала его пьяницей. Тогда он, поставив девочку на диван (видимо, так ему было сподручней), отхлестал ребёнка по щекам так, что на следующий день Лёшкино лицо напоминало «этюд в багровых тонах». После этого мама подала на развод… Когда девочка рассказывала про произошедшее, все взрослые уверяли её, что она НИКАК не может этого помнить, потому что была ещё совсем маленькой, но она всё ПОМНИЛА…

Встряхнув головой, Лёшка велела себе забыть обо всех прошлых перипетиях и направилась к озеру. Созерцание колыхающейся воды всегда успокаивало девочку и давало её мыслям философское направление. Вот и сейчас, устроившись на ивовой ветви, протянувшейся над самой водой, Лёшка любовалась солнечными бликами под стрёкот стрекозиных крыльев. Вот один из живых вертолётиков присел на ивовый лист прямо перед глазами. Прозрачные крылышки, пронизанные тончайшими прожилками, переливались всеми цветами одновременно, а стрекоза, словно модель на подиуме, поворачивалась то одним, то другим боком, позволяя девочке рассмотреть себя со всех сторон: посмотри, мол, какая я красивая! Лёшка замерла, боясь спугнуть это чудо… Сновали по воде водомерки, колыхались под водой водоросли, малюсенькие рыбки резвились, то прячась в водных зарослях, то выплывая оттуда, а девочка всё не могла насмотреться на красавицу-стрекозу…

- Олька, ты там? – прервал идиллию голос брата, — мамка моя тебя везде обыскалась! Иди зови баушку – батя баню истопил.

Баню Лёшка любит, несмотря на то, что в первый раз еле очухалась после парилки. Зато потом… Взрослые говорят – как заново родился. А как это – заново родиться? Снова стать маленьким? Но они же не становятся детьми, а остаются такими же, как и до бани! Непонятно… А Лёшке нравилась лёгкость, появлявшаяся после бани, поэтому она вперёд всех залазила на полок и просила её сразу веником хлестать, но тётушка не торопилась.

- Ты сначала прогрейся хорошенько, чтобы все поры открылись! Вот садись на полок и считай капельки пота, что с тебя падать будут. Как 50 капель насчитаешь, так и париться пора!

И Лёшка терпеливо считала падающие с неё капли. Правда, иногда мухлевала, когда было особенно жарко, но оправдывала себя тем, что не все упавшие капли смогла увидеть и сосчитать. После парилки она шла отдыхать на улицу (баня была без предбанника). Сидя на лавочке, завёрнутая в полотенце, девочка с упоением вдыхала прохладный воздух и не могла им надышаться – такой ВКУСНЫЙ! Отдохнув, снова ныряла в жаркое нутро бани. К тому времени тётушка наводила щёлок в тазу и, намылив Лёшкины волосы, принималась нещадно тереть голову, а затем и всю Лёшку. Воду в баню брали из озера, и была она такой мягкой, что мыло мылилось в ней лучше всякого шампуня! Смыть пену с длинных девчачьих волос- та ещё задача! Но тётя Валя легко с ней справилась.

После бани Лёшке предстояло пройти очень неприятную процедуру – расчёсывание волос. Волосы были длинные, но тонкие, и их было много. Почему-то они всегда «пОлстились», бабушка говорила, что это Буканушко Лёшку любит и поэтому «косы» ей плетёт. Такая любовь девочке вовсе не была нужна, тем более, что потом расчесать эти колтуны было занятием весьма болезненным. Но тётя Валя сначала наклонила Лёшкину голову вниз и несколько раз резко и быстро провела ребром ладони по мокрым патлам, и только после этого взялась за расчёску. И правда, после той странной процедуры волосы сами расправлялись под зубьями расчёски. Разглаживая Лёшкины космы, тётя валя приговаривала:

- Расти, коса, до пояса, не вырони ни волоса! Расти, коса, до пят – женихи торопЯт!

Девочка, слушая тётушку, недоумевала – зачем ей какие-то женихи? Ей и брата Серёги выше крыши хватает!

Бабушка тоже причесалась полукруглым гребешком, свернула волосы в пучок и воткнула в него гребень. Все бабушки в деревне ходили с такими вот гребешками в голове. Лёшка так и не поняла – зачем, когда есть нормальные расчёски? Потом все пили чай, сидя за круглым столом. Как стемнело, бабушка ушла к себе домой, а Лёшка осталась ночевать у тётушки. В деревне взрослые ложатся спать рано, ну а молодёжи сам Бог велел погулять! Лёшка с Серёгой ещё не доросли до таких гулянок, но уж больно им туда хотелось! Поэтому, потихоньку прокравшись в палисадник, они спрятались в кустах и стали наблюдать за старшими, облюбовавшими лавочку за воротами. Соседский парень Вовка бренчал на гитаре и заунывным голосом выводил:

- Иволга в малиннике поё-ё-ёт,

Иволга смеётся и рыдае-е-ет…

Отчего я вырос чудако-о-ом –

Этого никто не разгадае-е-ет!

Почему-то считалось, что чем заунывнее поётся песня, тем она ништяковее. Вовка, в простой жизни разговаривавший басом, петь предпочитал почему-то фальцетом, с жуткими подвывами, но девчонкам это нравилось. Вот он и старался.

- А у нас на озере-е

Лилии цвету-ут,

А мою любимую-у-у

Наденькой зову-ут… — завёл другую песню Вовка. Все знали, что он сохнет по Лёшкиной сродной сестре Наде, но та редко приезжала в гости к бабушке – в своём селе работы хватало. Лёшка не выдержала и хихикнула. Тут же к палисаднику подскочила Танька – девка бойкая, дородная, как говорят – кровь с молоком! Она давно была неравнодушна к Вовке и всеми правдами и неправдами пыталась его соблазнить.

- Эй, мелюзга! Чего вы тут вынюхиваете? А ну пошли отсюдова! Вот я вас щас поймаю! Вот я вас щас крапивой!

Серёжка с сестрёнкой, конечно же, не стали дожидаться, пока их отстегают крапивой, и ломанулись через кусты к дому. Однажды летом дети оборудовали под своё жильё пристройку к бане, где некогда хранили разную утварь. Когда пристрой освободили, Серёга, как истинный хозяин, изладил там топчан, приколотил полку (ну и что, что криво! Зато сам!), тётя валя дала ребятам матрас, подушки и одеяла, и с тех пор каждое лето брат с сестрой ночевали в этом пристрое. Вот и сейчас, пробравшись в свой домик, дети улеглись на топчан, ещё немного поворочались, прислушиваясь к Вовкиным завываниям, и постепенно заснули. Первым уснул Серёга, а Лёшка никак не могла понять, что ей мешает и колет под боком. Нашарив рукой помеху, она вытащила Серёгин «зЫканский» ножик, вздохнула: «Ох уж, эти мужики!», положила нож на полку и после этого спокойно уснула сама.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.

58